Оскорбляющая россию ахеджакова страшно кричит от возмущения. Ахеджакова: Мне угрожали, говорили: "Еще раз тронешь нашего Путина, будешь нюхать не цветочки на своей даче, а головешки" За что борется лия ахеджакова

Гость программы «На троих» с Екатериной Котрикадзе и Тихоном Дзядко - актриса театра и кино Лия Ахеджакова. Обсуждаем, как развивается «московское дело», почему на Юрия Дудя ополчились федеральные телеканалы и чем жертвуют артисты с активной гражданской позицией.

Тихон Дзядко ― Мы сегодня будем о многом говорить. В первую очередь об актуальных событиях, которых не мало и которые с вашей сферой деятельности связаны по касательной. В последние дни много говорят об актере Павле Устинове, который стал одним из фигурантов так называемого «московского дела». Вдруг все актерское сообщество всколыхнулось, начались выступления, заявления, флешмоб, пикет у администрации президента. И вот, судя по всему, дело движется к благополучному завершению. Это победа?

Лия Ахеджакова ― Победа - то, что столько ребят откликнулись. Это большая победа. Вообще, победа - что «моя хата с краю, ничего не знаю» ушло куда-то в прошлое. Почему-то всегда очень талантливые в нашем деле люди оказываются еще и граждански чувствующими очень обостренно и время, и ситуацию, способными защитить друг друга. Не всех спрашивают, не всех опрашивают.

У нас в театре Дима Смолев - очень хороший артист, молодой парнишка, по-моему, из Нижневартовска. Он хорошо играет на гитаре, у него есть концертный номер. Когда-то я его попросила, чтобы он сыграл в Сахаровском центре, где были благотворительные концерты и собирали деньги на адвокатов «болотникам». И он мне начал говорить: «Ой, я вот совсем не могу». Вдруг сейчас нечаянно он снялся в каком-то блоге - сыграл пьяного мента.

Т.Дзядко ― А, это он был?

Л.Ахеджакова ― Это Димка Смолев. И вдруг его - на 10 суток.

Т.Дзядко ― Причем забрали с репетиции, если я не ошибаюсь.

Л.Ахеджакова ― Нет, со спектакля. Более того, был второй состав. Он пришел в общежитие, за ним пришли и взяли его. Я была возмущена, почему театр не отменил спектакль, почему не был поднят хай. Какое же это безобразие. Мы же видим про этих ментов - и пьяных, и больных, и всяких - во всех сериалах. Такие же люди, как все. И тут вдруг выборочно Димка Смолев оказался врагом народа.

Он отсидел 10 дней, а потом мне звонит: «Лия Меджидовна, а вы знаете с кем я был эти 10 дней? Там еще сидел Навальный. Я с ним познакомился, и когда нас выпускали погулять, мы с ним общались». Думаю: «Ну, Димочка, не хочешь политики? Она сама к тебе придет!»

Екатерина Котрикадзе ― А вот вы говорите, что талантливые люди не могут не проявить гражданскую позицию.

Л.Ахеджакова ― По-моему, да.

Е.Котрикадзе ― Всегда ведь был спор: гений и злодейство - две вещи несовместные. Вы согласны с этим?

Л.Ахеджакова ― Часто вдруг определяю, что совместные, но потом оказывается, что несовместны. Мне кажется, что это не закон, всяко может быть. Но чаще всего, по-настоящему чувствующая, талантливая… А иначе, чем играть? Надо чувствовать. Надо чувствовать чужую боль. Это профессия. Надо влезть в чужую шкуру и плакать слезами того человека, которого играешь, хотя его и нет на свете. А как это? Надо подключаться к жизни. Поэтому талантливые люди очень чувствуют чужую боль.

Е.Котрикадзе ― Тем не менее, победа это или не победа, очевидно, что благополучный исход у дела Устинова. Но одновременно возникает простой вопрос, его сейчас все задают и все им задаются. Ведь это точечный успех: отпустили одного, а одновременно сажают другого, люди, которые находятся в этой системе, тот же судья Криворучко, скорее всего останется на своем месте или пойдет на повышение. Даже если его уволят, то, тем не менее, останется еще с десяток, а может быть и сотни других судей, которые останутся на своих местах.

Как вам кажется, не является ли это изменение в обществе каким-то единичным подъемом, который схлынет завтра-послезавтра, и мы упремся в ту же стенку, в которую упирались до сих пор?

Л.Ахеджакова ― Да, конечно. Но знаете, что… Криворучко нам известен со времен Магнитского.

Т.Дзядко ― Это правда.

Л.Ахеджакова ― Кипяточку не дал, скотина. И вот вся эта система правосудия имени Криворучко все-таки придет. Придет момент, когда мы вспомним эти имена и, надеюсь, они будут наказаны. Это - жестокость. Это - неправосудие.

Я же не политик, может чего-то не понимаю, но мне кажется, что главная беда, ужас того, что с нами происходит, именно в этой системе неправосудия имени Криворучко. Вот тут все закопано. «Суди меня, судья, судом неправедным…» Тут главное, что можно схватить человека безнаказанно. Восемь – девять амбалов схватят парнишку, который по телефону разговаривает с кем-то, изобьют палками. Я видела эту палку, много раз видела это видео задержания. Лена Рыковцева много раз показала это на «Свободе». Девять раз. Все видно, все понятно. И как эти озверевшие… Откуда берутся эти люди? Я не могу понять, какие мамы воспитывают этих «космонавтов».

Т.Дзядко ― Из соседнего двора.

Л.Ахеджакова ― Почему у них озверелые лица? Их так воспитывают? Их так натравливают? Я не понимаю, в чем дело.

У меня был спектакль в Петрозаводске. Самолетов там нет, надо только поездом ехать. А в этот день был суд над Юрием Алексеевичем Дмитриевым. И я пошла, я была свободна. В этом коридоре, который ведет в зал, сидела масса людей, которые каждый раз приезжают из Москвы, из Питера, из Медвежьегорска. Это поразительно. Я сидела с этими людьми, плакать хотелось от благодарности.

И вдруг ведут Юрия Алексеевича, человека не очень большого роста, очень худенького, седого, шесть амбалов в бронежилетах. Так можно вести только страшного убийцу, на счету которого тысячи загубленных душ. Заломив ему руки и согнув в три погибели, вели его эти огромные амбалы в бронежилетах в зал. Потом суд отменили, что-то перенесли, его обратно волокли. И он вот в этом состоянии здоровался, уже знает этих людей, этих журналистов.

У меня нет слов. И сколько бы мы не подписывали писем в защиту этого человека… И был ведь и оправдательный приговор. Первый, один. У нас нет оправдательных приговоров, кругом Криворучки засели.

Т.Дзядко ― Скажите, Лия Меджидовна. Вы говорите про этих «амбалов». Как думаете, они ходят в театр?

Л.Ахеджакова ― Нет!

Т.Дзядко ― Вы их можете увидеть в зрительном зале?

Л.Ахеджакова ― Нет. Вот когда я была на суде, один раз, на «театральном деле», мне поручили, чтобы я была общественным защитником Леши Малобродского. Я подготовилась, сидела вместе с адвокатами, пришли изумительные люди, цвет нашей театральной жизни: чудные актеры, художники. Еще были журналисты замечательные.

И вот что поразительно. Когда стали обсуждать какие-то дела, связанные с работой Кирилла (Серебренникова), который сидел рядом со мной, я поняла, что ни судья, ни две девчонки - прокурор, кажется, и следователь - никогда в театре не были. Они ничего не понимали, что говорит Малобродский. Причем тогда он был в СИЗО, его показывали по видео через решетку. И его камера была рядом с камерой Магнитского. Кто-то там кричал. То ли били его, то ли что, я не понимаю. И Леша пытался перекричать то, что там происходило, за его спиной. Все, что он говорил о театре, эти три женщины вообще не понимали.

И со мной случилось. Когда сказали: «Можно ли выступит Лия Меджидовна Ахеджакова, народная артистка, общественный защитник Малобродского?» А я подготовилась. И вот эта девчонка, которая оказалась прокурором, сказала что-то такое: «Юридическое образование есть?» Я говорю: «Что?» Она говорит: «У вас юридическое образование есть?» Я говорю: «Откуда у меня юридическое образование может быть?» Она: «Значит нельзя». Дальше судья спрашивает вторую девочку, мол, согласна ли она. «Юридического образования нет. Нельзя». Это сказал уже судья.

Хотя это было противозаконно. Нет такого закона, мол, надо, чтобы у меня было два высших образования, и только тогда я могла бы сказать что-то про людей, которых знаю на протяжении многих – многих лет. Я все знаю. Я знаю, что Кирилл свои деньги вкладывает, на свои деньги покупает материалы на костюмы, ездит. Эти люди не могут ничего украсть. Я не знаю Соню Апфельбаум, но я наслышана, какой это замечательный человек. Я Итина не знаю совсем. Но я знаю, что судят ни в чем не повинных людей.

Более того… Я очень хорошо знаю Кирилла, я с ним работала, я его папу, Семена Михайловича, хорошо знаю. Невозможно, чтобы этот человек обокрал наше Министерство культуры. Это невозможно. И вот сидят эти три: «Нет юридического образования».

Т.Дзядко ― Уже это закончилось вроде бы.

Е.Котрикадзе ― Да. Закончилось ведь дело.

Л.Ахеджакова ― Ну, начнется другое. В чем дело?

Е.Котрикадзе ― Вот о том я и говорю: одно дело закрыли, второе начнется. А где конец этому? Достаточно ли созрело общество для того, чтобы…

Т.Дзядко ― Ключевой вопрос называется: «Доколе?»

Е.Котрикадзе ― Доколе, да. Ключевой вопрос о том, допустима ли цеховая солидарность и достаточно ли ее? За артиста заступаются артисты, за журналиста Голунова заступились журналисты, и тогда гражданское общество победило, очевидно. А что касается остальных людей, когда никто не является заступником, у кого нет Лии Меджидовны Ахеджаковой, которая придет на суд. И пусть она не получит слово, тем не менее, она будет бороться, будет приходить на RTVI. Что делать?

Л.Ахеджакова ― Вот я все время это слышу: «А вот простому крановщику, которого ни за что, ни про что засадили на 10 лет. Кто за него заступится?» Тема эта есть. Мне кажется, что сейчас созрело что-то в людях, что уже не только за своих коллег, а вообще за каждого человека кусаться будем. Это созрело. Более того, для меня очень дорого, что 27 июля вышла молодежь, и я видела этих ребят. Там были и постарше люди: Миняйло, вот этот замечательный Константин Котов, я про него в «Новой газете» прочла, занимался благотворительностью, но такой, адресной.

Т.Дзядко ― Ходил на пикеты, как на работу.

Л.Ахеджакова ― Он вышел за это «Новое величие», которое мы все проклинали, но не выходили. Мы все знали, но не выходили. И вдруг вышли ребята. И вот я ехала из театра мимо Трубной именно в тот момент, когда там народ собирался, дальше через Пушкинскую, и нас тормозили. Я долго там стояла и видела, какие ребята там собирались. У них были спокойные, очень хорошие лица. Они неагрессивные были. Но эти «космонавты», эта Росгвардия стояли «ручка в ручку», на них страшно было смотреть. Это просто какое-то жестокое устрашение. Но сзади была масса ребят, которые не боялись.

Дальше я увидела какие-то интервью в интернете, на «Дожде» и по «Свободе». Они не боятся. Они умные, образованные. Это уже не то, что называется «простые люди». Это уже вышли образованные: некоторые студенты, некоторые уже вышедшие в жизнь с определенной специальностью. И вот эти люди… И вот этот замечательный мальчишка Егор Жуков. Их таких два: и тот замечательный, и этот.

Т.Дзядко ― Кирилл.

Л.Ахеджакова ― Да. Это образованные люди, и они не боятся.

Т.Дзядко ― А вы сами не ходите на митинги?

Л.Ахеджакова ― Я была несколько раз, по «болотному делу». В этот раз я не выходила. Я уже никуда не дойду. Они же гуляют еще по Москве…

Т.Дзядко ― С какой-то невероятной скоростью…

Л.Ахеджакова ― Передвигаются. Я не дойду, у меня ног не хватит, чтобы гулять. Но я очень жадно это все смотрю и так горжусь этими ребятами, которым не все равно. И вот это опять, понимаете, Галич: «Вот так просто попасть в палачи: промолчи, промолчи, промолчи! Вот так просто попасть в первачи: промолчи, промолчи, промолчи!» Это идет какое-то расслоение, даже интеллигенции, на тех, которые вынуждены молчать, потому что они отвечают за огромный коллектив, допустим.

Е.Котрикадзе ― Есть в театральной среде разделение на либералов и тех, кто поддерживает власть. Как, например, в журналистской среде, согласись…

Т.Дзядко ― О да.

Е.Котрикадзе ― Очень четко проходит грань: вот есть либеральные СМИ и либеральные журналисты, и есть, скорее, провластные журналисты. И мы как-то не общаемся, скажем честно. Для примера могу привести Дмитрия Певцова, знаменитый артист, который записал ролик со словами, что вообще непонятно, кто это был: Павел Устинов или не Павел Устинов.

Л.Ахеджакова ― Закон разберется.

Е.Котрикадзе ― Да. Как-то он оказался белой вороной среди людей, которые поддержали Устинова, что удивительно и, конечно, круто.

Так вот, существует ли это расслоение и насколько оно вам неприятно?

Т.Дзядко ― В театральном сообществе.

Е.Котрикадзе ― Да. Как вы это воспринимаете?

Л.Ахеджакова ― Я очень мало этого встречаю среди своих коллег, но… Не скажу фамилию. Вот сейчас на сцену идти. Заходит партнер и говорит: «Лилек, я путинист. Я вас, «болотников», ненавижу».

Е.Котрикадзе ― Ой. Это шутка?

Л.Ахеджакова ― Нет. Это правда. Но вся жизнь рядом, мы почти сверстники все. Даже этим уже нельзя это все разрушить. Вся жизнь рядом.

Т.Дзядко ― А сложно играть в паре с артистом, с которым такие разногласия? Или это не имеет значения? На сцене все стирается или нет?

Л.Ахеджакова ― В этом случае стирается, потому что гораздо дороже то, что незнамо сколько лет мы партнерствовали. Но может быть и такой случай, когда можно оскорбить мою душу до такой степени, что будет трудно играть. Возможно.

Т.Дзядко ― Мы несколько дней назад в эфире говорили с актером, режиссером Александром Молочниковым, который сейчас один из инициаторов этой кампании в поддержку Павла Устинова. Еще за несколько дней до того, как кампания началась, он нам говорил о том, что в театре боятся.

Л.Ахеджакова ― Да!

Т.Дзядко ― В театре мало высказываются, потому что боятся. А почему боятся? Боятся, что не дадут театр, что не дадут роль? Боятся, что…

Е.Котрикадзе ― Посадят.

Т.Дзядко ― Посадят, в конце концов.

Л.Ахеджакова ― Нет, есть еще одно. Когда впендюрят штраф 15 тыс. рублей человеку, у которого зарплата такая, а то и миллион. И это туда же.

Я обращалась к некоторым актерам, чтобы пошли… У меня нет концертной программы, я уже опоздала. Когда-то была, я бы сама с удовольствием. А просто говорить на этих благотворительных… Вот в Сахаровске нужно было. «Ой, Лия Меджидовна, я от политики так далека». Думаю: «Ну подожди, она к тебе придет еще». Есть такое, есть. Не вылазят. Дальше, «Оккупай Абай» был напротив «Современника». Спрашиваю: «Кто-нибудь был там?» «Ой, Лия Меджидовна, это такая глупость, это такая ерунда». Мать вашу, ребята.

Е.Котрикадзе ― Но одновременно существует зависимость от государства. Об этом тоже сказано много слов, особенно на волне дела Серебренникова. Все обсуждали, а как правильно? Этично ли брать деньги у государства на спектакли, на проекты? А как себя вести, если без государственной помощи ты не можешь поставить спектакль? Вы делаете выбор, отвечаете себе на этот вопрос: должен ли человек, деятель культуры зависеть от государства?

Л.Ахеджакова ― Не должен. Ну что же, если у нас такое министерство культуры, которое вместо того, чтобы защищать лучших своих представителей, их на два года вырубило из жизни. Мама у Кирилла умерла за это время, папа в инвалидном кресле. И плачет. Я с ним разговаривала, он зарыдал… Семен Михайлович.

Ну конечно, я понимаю: те, кто руководит театром, - и дирекция, и главный режиссер - отвечают за огромный коллектив. И должны идти спектакли. И где находить эти деньги? Плюс зарплаты. От них зависит огромный коллектив. Я знаю двух – трех главных режиссеров, которые вынуждены искать формулировки, чтобы занять какую-то позицию, хотя я знаю, что они думают так же. Иначе коллектив…

«А как? За моей спиной огромный коллектив». Я знаю таких людей. И в наших разговорах мы абсолютно понимаем друг друга, мы стоим на одной позиции. Но я артистка. Меня, в крайнем случае, чем-то другим накажут. Но за мной не стоит огромный коллектив.

Е.Котрикадзе ― А вас когда-нибудь наказывали за вашу гражданскую позицию?

Л.Ахеджакова ― Вот эти мерзавцы Пригожинские. В интернете иной раз такое про себя читала. У меня несколько твитов было, где я такую несла пургу страшную, за которую сажать пора. Я бы сама посадила ту, которая эти твиты написала. А я очень болезненно это воспринимаю. И в каких-то блогах издевательства. Вот меня интернет в основном наказывает.

Т.Дзядко ― А вас это задевает?

Л.Ахеджакова ― Да, очень.

Е.Котрикадзе ― Это травля?

Л.Ахеджакова ― Я не знаю, как это назвать. Все-таки травля - более серьезная вещь. Но я знаю, кто это. Адрес известен.

Е.Котрикадзе ― Одновременно с травлей, вы испытывали какие-то попытки давления со стороны руководителя театра или…

Л.Ахеджакова ― Нет, никогда. Я в приличных местах работаю. Меня не заносило на помойку.

Т.Дзядко ― Недавно в интервью Галина Волчек сказала: «Лия Ахеджакова, которую я ценю как артистку, хотя мы с ней на разных гражданских позициях существуем…» А что значит «на разных гражданских позициях»?

Л.Ахеджакова ― Она же была доверенным лицом Путина.

Т.Дзядко ― Было дело, да.

Л.Ахеджакова ― Ну вот как-то я имею возможность не быть доверенным лицом в отличие от моих друзей, которые вынуждены: в отличие от Чулпаши, которая за этот фонд отвечает…

Е.Котрикадзе ― Чулпан Хаматова.

Л.Ахеджакова ― Да. Раздавить этот фонд ничего не стоит. А сейчас такой беспредел, что нужна отмашка, и все. Вот кто-то дал отмашку… Мне кажется, может я не права, я не знаю, но с того момента, как расстреляли напротив Кремля Борю Немцова, начался другой отсчет. Что-то произошло, когда любой беспредел не вызывает удивления.

Т.Дзядко ― И сейчас по-прежнему?

Л.Ахеджакова ― Да. Люди, которые формулируют свое безумное недовольство и возмущение тем, что происходит на улице и в правоохранительной системе, что закон не работает нигде и никак, что в тюрьмах творится, эти пытки, они очень рискуют. Я не буду называть имена, чтобы не оказалось, что я на них натравила. Эти люди очень рискуют. Это возможно, что какой-то совершенно неизвестный человек с Кавказа или Средней Азии обозлился на Борю Немцова и застрелил его. Но кто-то ведь ждал отмашку.

Т.Дзядко ― Это правда.

Е.Котрикадзе ― Вот вы сейчас говорили, что понимаете Чулпан Хаматову.

Л.Ахеджакова ― Конечно. Понимаете, когда в семье онкология у ребенка, у нас в театре это было, все. Дальше человек иначе начинает понимать, что можно, чего нельзя, что нужно, кого осуждать. Когда больной ребенок, когда это еще и онкология, все замолкает. А вот так устроена как-то наша жизнь, что все-таки без главного распоряжения там, в Кремле, ничего не получается.

Т.Дзядко ― Но вы же знаете тоже это большое количество комментаторов, которые ту же Чулпан Хаматову осуждали и говорили: «Пока вы ходите к главному за главным распоряжением, никаких изменений не будет. Все решается в режиме ручного управления. Когда вы перестанете ходить за распоряжениями к главному, то что-то начнет меняться». Это так или нет?

Л.Ахеджакова ― Да, просто дети будут умирать сплошняком.

Е.Котрикадзе ― Объясни это родителям.

Т.Дзядко ― Я просто излагаю некую позицию.

Е.Котрикадзе ― Меня просто трясет каждый раз, когда вот этот морализм дикий…

Л.Ахеджакова ― Это жуткая подлость так говорить. Жизнь не разделяется таким образом. Понимаете, жизнь - очень сложная вещь. И поползешь. И на коленях поползешь, если такое случится. И рот заклеишь себе. Это сложнейшие вещи. Для того и существуют и Шекспир, и Чехов, и Пушкин, и Булгаков. Я могу много имен назвать. Для чего это существует? Чтобы жизнь не казалась: «тут половина черная, а тут - белая», «это подлец, а это - нет». Люди - сложные устройства, и мир очень сложен.

Вы читали книжку Чулпан и Кати Гордеевой?

Т.Дзядко ― Пока нет.

Л.Ахеджакова ― Изумительная книжка! И очень многое для меня было неизвестно, хотя я дружу с Чулпан, и все в одном театре, все на виду. Но книжка потрясающая.

Е.Котрикадзе ― Давайте поговорим о выборах в Мосгордуму, которые прошли. Мы много говорили в эфире о том, как можно было себе вообразить, что локальные выборы в орган, который никому не был интересен вообще и который, в принципе, мало что решает, вдруг окажутся общероссийским событием, привлекающим внимание западной прессы, в том числе. Вы ходили на выборы?

Л.Ахеджакова ― Нет! Меня не было в Москве.

Е.Котрикадзе ― А если бы были, вы бы сходили?

Л.Ахеджакова ― Не знаю. Я не очень верила в «Умное голосование» и боялась его. В то же время, а какой выход? Я не видела никакого выбора. Никакого.

Е.Котрикадзе ― Ну, был выбор не пойти, испортить бюллетень или как-то иначе свою позицию зафиксировать.

Л.Ахеджакова ― Я бы что-нибудь придумала. Но меня Бог спас. У меня отпуск, и другого не будет. И надо было ехать, лечиться и так далее.

Е.Котрикадзе ― Тихон поленился сходить на выборы, в отличие от вас…

Т.Дзядко ― Не смог, скажем так. Скажите, Лия Меджидовна, вам кажется, что сейчас, оборачиваясь на эти три месяца, в которые продолжалась эта кампания в Мосгордуму, митинги и прочее, игра стоила свеч или нет?

Л.Ахеджакова ― Да!

Т.Дзядко ― Почему?

Л.Ахеджакова ― Во-первых, я совершенно попала под влияние и обаяние этих людей, которых постоянно запирали в спецприемник. Я их узнала. Я совершенно влюблена в Любовь Соболь. Огромного обаяния, ума и недюжинной смелости молодая женщина. Редко встретишь такое сочетание, это невозможное что-то. Это прелесть.

Я мало знала Дмитрия Гудкова. Замечательный парень. Яшина я уже знала и каждый раз, когда его на пороге встречали новым арестом, за это время мы прикипели к этим людям. А это очень важно. У нас есть эти люди, и мы их не забудем. Замечательные люди. Вот Милов, который отсидел где-то в спецприемнике, не знамо за что.

И это очень показательно, когда ни за что человека все время суют в спецприемник. За его порядочность, за его открытость, за его образованность, за его желание работать. И хорошо работать, не воровать… Может я непонятно говорю, но я так думаю…

Т.Дзядко ― Все понятно.

Е.Котрикадзе ― Все понятно.

Л.Ахеджакова ― И люди колоссального обаяния, что не мало. И я уже думаю: «Вот это - премьер-министр, потом вот президент, а нет, президент - вот этот».

Е.Котрикадзе ― А вот они не рассорятся, когда они… И если они одержат победу.

Л.Ахеджакова ― Нет. Это очень хорошие люди. Вот у меня портреты их. Этот Котов чего стоит? Ходил с передачами к Анечке Павликовой, и потом они к нему уже ходили, к этому Котову, который занимался благотворительностью, этими детскими домами. Как он придумал, как помочь этим воспитанникам детских домов? То, что я прочла про него… А вот это… Ну это будущий президент - вот этот Егор Жуков.

Е.Котрикадзе ― А не Дудь - будущий президент?

Л.Ахеджакова ― Или Дудь. Я посмотрела «Колыму», меня прям… Это какие-то новые люди пришли. И несмотря на то, что есть совсем молоденькие, а есть постарше и уже пора быть президентом, уже можно. Я посмотрела и «Колыму», и «Беслан». Более того, я посмотрела, как окрысились.

Т.Дзядко ― А почему окрысились, как думаете?

Л.Ахеджакова ― Завидки берут.

Т.Дзядко ― Зависть?

Л.Ахеджакова ― Конечно.

Е.Котрикадзе ― Давайте мы сейчас уточним, кто окрысился, потому что мало ли, кто-то не знает.

Т.Дзядко ― Владимир Соловьев, в частности.

Е.Котрикадзе ― Владимир Соловьев, весь федеральный эфир - все, кому не лень.

Т.Дзядко ― Лия Меджидовна, недавно мы упоминали и вспоминали, что 20 лет как у власти находится Владимир Путин. Есть формулировка, которая страшно раздражает и не нравится мне, но, тем не менее, ее многие часто используют. «Народ заслуживает ту власть, которую имеет». Вы согласны с этим или нет?

Л.Ахеджакова ― Я же не сильно умный человек, чтобы уже иметь какое-то по этому поводу мнение. Разве мы Сталина заслуживали?

Т.Дзядко ― Я думаю, нет.

Л.Ахеджакова ― И я думаю, нет. Столько хороших людей. Я же очень много езжу по России. Вот мы актеры: то съемки, то антреприза, то гастроли театра. Я нашу Россию всю объездила. Я таких замечательных людей видела. Но они, правда, не заслуживают товарища Сталина с его… Как его называют, какой-то менеджер.

Т.Дзядко ― Эффективный менеджер.

Е.Котрикадзе ― Крепкий хозяйственник еще.

Л.Ахеджакова ― Вот. Не приведи бог. В данном случае я их не сравниваю, это все-таки разные вещи абсолютно. То, что в те годы творилось, мы пока не достигли этого, но направились в эту сторону. Мы это увидели 27 июля и на суде Юрия Алексеевича Дмитриева, на этом новом процессе. И то, как быстро посадили в Медвежьегорске этого замечательного директора музея Калтырина. Он на 20 лет сел.

Сейчас же очень легко делается видео. Его можно сделать. А то видео настоящее, которое можно проверить, ему можно сделать экспертизу, Криворучко отказывается посмотреть. Ему некогда, надо посадить за три дня. Вот три дня, больше мы не имеем времени, быстро, ребят. Пошел в лагеря.

Е.Котрикадзе ― А где тот момент, тот барьер, точка невозврата, когда люди перестанут как-то терпеть?

Л.Ахеджакова ― Вы меня спрашиваете, как будто я Николай Карлович Сванидзе. Он историк.

Т.Дзядко ― Нет, вы - Лия Ахеджакова.

Л.Ахеджакова ― Понимаете, мы же не знали, что не будет Советского союза. Вот вы молодые, а я была уверена, что это навеки. Ну, мне даже в голову такое не могло прийти, что раз, и нет совка.

Е.Котрикадзе ― Но сейчас же лучше.

Л.Ахеджакова ― И разделились, отделились все эти суверенитеты. Вот это, я так понимаю, сделал Борис Николаевич, которого сейчас метут так, что главный враг России - это Борис Николаевич Ельцин. Это уже становится опасным.

Е.Котрикадзе ― Дышится все-таки свободнее сейчас в современной России?

Л.Ахеджакова ― Я не знаю. Нет.

Е.Котрикадзе ― Нет?

Л.Ахеджакова ― Нет – нет. Мне кажется, что сейчас, после выстрела в Немцова, случилось что-то страшное. Даже и с Аней Политковской… Тех отравили, этих… Такого не было. Как замечательно совершенно, говорил Виктор Степанович Черномырдин: «Никогда такого не было. И вот опять».

Е.Котрикадзе ― Любимая фраза Тихона.

У меня один короткий вопрос. Скажите, вы смотрите телевизор?

Л.Ахеджакова ― Я смотрю, во-первых, «Культуру», потому что там бывают вещи для меня очень интересные. Но если я включаю пропагандон, я тут же выключаю, потому что я все знаю, абсолютно. Я в теме. Я знаю, что мы будем сейчас слушать, и на меня эта агрессия пышет.

И каждый раз, когда нечаянно включаю, может сериал интересный, хороший актер, мало, когда бывает свободное время, а потом думаешь: «Ну вот придут другие времена». И так, как я, на моей жизни было, перелицеваться в одну минуту. Вот как они будут перелицовываться эти Криворучки, как они все станут в струю и прям попадут, куда надо? Снимут одни ордена, наденут другие. Одни погоны поменяют на другие. Вот как это будет?

Т.Дзядко ― Я думаю, что это будет стремительно и ярко.

Л.Ахеджакова ― И ярко!

Т.Дзядко ― Скажите, Лия Меджидовна, мы с вами в начале говорили о том, что те люди, амбалы, которые задерживают, не ходят в театр. И прокуроры, и следователи не ходят в театр. А вот если представить, что к вам в суде подходит прокурорша или следовательша и говорит: «Лия Меджидовна, на что мне сегодня нужно обязательно сходить в театр?»

Л.Ахеджакова ― Я ей скажу.

Т.Дзядко ― На что?

Л.Ахеджакова ― Посмотреть сначала «Крутой маршрут» в нашем театре, кстати, который поставила Галина Борисовна. Пойти в Вахтанговский театр посмотреть Римаса Туминаса. Потом сходить в «Гоголь-центр» и посмотреть спектакли «Кому на Руси жить хорошо», «Кафка» - вот эти лучшие спектакли. Да, еще последнее.

Уже когда Кирилл был под домашним арестом, он не успел закончить, - наверно сейчас уже все сделал, - а я видела чуть-чуть недоделанный свежий продукт пушкинские «Маленькие трагедии». Вот это надо смотреть. Во МХАТе можно посмотреть «Человек-рыба», и там есть что посмотреть. Ну как?

В ТЮЗе есть прекрасные спектакли. Да! Ехать в Питер, я бы это прокурору сказала, и немедленно - «Три толстяка» Могучего и «Губернатор»! Немедленно выучить наизусть.

Е.Котрикадзе ― Тихон, давайте составим список.

Л.Ахеджакова ― К сожалению, убрали. У нас был спектакль с Могучим «Circo Ambulante». Вот это надо было смотреть этому прокурору. Но увы, «поздно, Рита, пить боржоми, когда печень отвалилась».

Е.Котрикадзе ― А вы над чем работаете? Например, с тем же Серебренниковым. Мы знаем, что вы сотрудничали. Сейчас есть какие-то проекты?

Л.Ахеджакова ― Я боюсь озвучивать. Бывает так. Мы, например, работали, это было восхитительно, изумительное время во МХАТе. Он взял Покровскую, меня, Тенякову и еще двух хороших актрис, и «В ожидании Годо» женщины играли мужчин. Месяц работали и очень было вкусно. Потом дальние родственники запретили, чтобы женщины играли мужчин. Вот такие вещи.

Я у Кирилла и снималась, и играла в «Фигаро». В общем, у меня с ним очень личностные связи, человеческие.

Е.Котрикадзе ― А что у вас сейчас масштабное? Масштабный проект.

Л.Ахеджакова ― Ну вот сейчас заканчиваем с Могучим, но я не хочу… У меня там маленькая роль, но зато изумительный текст он мне нашел. У Луцика и Саморядова, помните, были два таких вгиковца, рано очень ушли. У них фильм «Окраина», всем надо посмотреть, он есть в интернете. У них тексты изумительные. И он нашел для меня текст. В том спектакле не было моей роли. Я сидела, как человек, у которого крошечная роль, сидела в зале и наслаждалась. У него одна молодежь и я. Называется «Сказка о последнем ангеле». Это из текста вот этих Луцика и Саморядова, который я произношу. Потрясающий текст.

И он нашел для меня эту роль, потому что мне в кино не хочется играть. Всякие сладкие рождественские вещи, где все хорошо, или пулялки – стрелялки. Мне не хочется. Мне даже вот этот маленький текст дороже в тысячу раз, потому что он мною прожит. У меня слезы текут, когда я это говорю. Мне это важно сказать.

Он мне такой монолог в «Circo Ambulante» написал. Я говорила, его зал не чувствовал. Однажды, когда был последний спектакль, мы пригласили коллег, хороших журналистов, хороших режиссеров. Зал был битком набит нашими друзьями. И это был такой спектакль! И этот монолог, который мне Андрей Могучий сам написал, он прозвучал. В первый раз в полную силу прозвучал. Я плакала от …

Е.Котрикадзе ― От чего?

Л.Ахеджакова ― От счастья.

Е.Котрикадзе ― Сейчас будет вопрос из серии «вам его задавали тысячу раз другие журналисты»…

Л.Ахеджакова ― «Что вы больше любите: театр или кино?» Упаси бог. Я зверею от этого.

Е.Котрикадзе ― Нет – нет. Мы, конечно, зададим этот банальный вопрос…

Т.Дзядко ― Но после эфира.

Е.Котрикадзе ― Вопрос другой. Естественно, мы все смотрели ваши фильмы, смотрели вас в театре. Но особенно запоминаются те старые фильмы, потому что они сильно связаны с детством, с моментами счастья. Вот Лия Ахеджакова - это, для меня, ассоциация со счастьем, с детством, какими-то совершенно невозвратными моментами.

Вот сегодня мы с вами много говорили о тех ребятах, которые выходят на митинги, о новых людях, о новых лицах. Вас не расстраивает, что они, скорее всего, не смотрели «Служебный роман» …

Л.Ахеджакова ― Нет.

Т.Дзядко ― А почему не смотрели? Смотрели.

Е.Котрикадзе ― Мне кажется, что они не смотрели. Это поколение планшетов…

Т.Дзядко ― Вот они на планшете и смотрят.

Е.Котрикадзе ― Я очень сомневаюсь.

Л.Ахеджакова ― Нет, многие из них мимо прошли.

Е.Котрикадзе ― Мы с ними разные вообще. То есть я понимаю, что я буду цитировать какой-нибудь «Служебный роман» или «Иронию судьбы», и меня не поймут. То есть это разные культурные коды уже.

Т.Дзядко ― Не знаю.

Е.Котрикадзе ― При том, что я не такая старая еще. Видите, это такая штука. И вам это не обидно?

Л.Ахеджакова ― Абсолютно. Я даже это в голову не беру. Мне самое главное не это. Самое главное, что они мне родные. Я вижу родных людей. И когда я смотрю их интервью на «Дожде», они не боятся. И главное, их родители, которым 38 – 40, тоже не ругаются: «Куда ты полез? Как ты мог? Ты о маме подумал? Как мама переживает? А папа вон, у него инфаркт будет скоро из-за тебя, сволочь такая». Этого нет. Вот это интеллигенция.

Я была в Словении и там встретила врача. Я не знаю, сколько ей лет, но мне показалось к 50 идет. У нее 2 сына. Они вместе ходили на эти митинги и ходят. И я с ней разговаривала. У меня впечатление, что я говорю с Николаем Карловичем Сванидзе моим любимым.

Е.Котрикадзе ― Который знает тот самый предел.

Л.Ахеджакова ― Умная, глубокая, серьезная. И она ходит со своими детьми. Представляете? Эти люди достойны такого…в жизни.

Е.Котрикадзе ― Это требует определенного мужества. Боюсь, что я бы очень волновалась, если бы узнала через 20 лет, что мой ребенок пошел на митинг. Это требует гражданской позиции.

Л.Ахеджакова ― Я у Ксюши Лариной была в эфире, когда это «Болотное дело» было. И вдруг там сказали, что уже кидаются на людей эти амбалы и бьют. И при том, что она королева эфира, а у нее сын там был. И все. Она потеряла нить, и я почувствовала, что ей сейчас не до меня. У нее там сын. Вот это я увидела на ее лице. И дальше мы быстро поскакали к финалу, потому что у нее одно было в голове: повязали ли ее ребенка или нет?

Е.Котрикадзе ― Да, это тяжко.

Т.Дзядко ― Это тревожно.

Е.Котрикадзе ― Но правильно - не запрещать.

Совершенно незабываемые образы, которые вы воплотили в кино, в театре.

Л.Ахеджакова ― Не преувеличивайте.

Е.Котрикадзе ― Поверьте. Вам это говорили миллион раз, но я не склонна к лести, и это правда.

Уникальные, незабываемые образы, то, чего я не видела у других актеров. Это ваша находка или режиссеров? Это вы придумали ваши тексты? Это во многом экспромт или это, например, Рязанов или сценарист?

Л.Ахеджакова ― Вы знаете, у меня в результате моей огромной творческой биографии, хотя я очень мало сыграла, я могла бы больше сыграть, конечно…

Т.Дзядко ― Вам кажется, вы мало сыграли?

Л.Ахеджакова ― Мало, очень мало.

Е.Котрикадзе ― А это почему мало?

Л.Ахеджакова ― У меня было даже восемь лет, когда у меня в театре ни одной роли не было.

Е.Котрикадзе ― Это был ваш выбор?

Л.Ахеджакова ― Нет! Как мой выбор? Как я могу восемь лет сидеть на диване, вязать?

Е.Котрикадзе ― Ну, мало ли.

Л.Ахеджакова ― Нет, такого не бывает. Мы, актеры, такие, какие у нас режиссеры. Вот у меня твердое мнение и тут у меня нет вариантов. Вот какой режиссер, такая я актриса. Какой у меня Рязанов, такая я Ахеджакова. Какой у меня Могучий, такая я Ахеджакова. Какая у меня Волчек, такая я и буду. Маленькая роль в «Крутом маршруте», но я дорожу ею, как огромной ролью, то, что я имею возможность в этом участвовать. 30 лет уже играем это. И все мало.

Т.Дзядко ― «Крутой маршрут» пронзительный.

Л.Ахеджакова ― Пронзительный. И он сейчас более актуален, чем 30 лет назад, когда мы узнали про пытки в тюрьмах, и тюрьмы вдруг всплыли, как главное событие нашей жизни. Вот это Галине Борисовне спасибо. А там спасибо Виктюку. Он сделал для меня совершенно потрясающий спектакль, который долго шел в «Современнике» с огромным успехом. Спасибо Петрушевской, которая это написала. Мы такие, какой у нас автор, какой у нас режиссер. К сожалению, зависимая профессия. Но и к счастью.

Актриса Лия Ахеджакова в последние годы более известна своей общественной деятельностью и оппозиционными взглядами. В честь 80-летия артистки «ФедералПресс» подготовил подборку ее самых резонансных высказываний.

«Никто не имеет в России права реагировать на это. Я очень сильно именно ей сочувствую, а не тем, кто ее арестовал» (о Надежде Савченко , которую подозревают в попытке теракта в здании Верховной Рады Украины)

«Митинги в пять-шесть тысяч человек ничего не дают, надо, как армяне, выходить всем на улицу. Только если мало нас придет, это мертвому припарки» (призыв на митинг 10 июня)

«Я не ясновидящая, я актриса, я не могу сказать, что ждет нашу страну, но сейчас уже есть зарницы большой беды. Все, что происходит в стране - это очень страшные и плохие приметы времени» (о ситуации в стране в 2014 году)

«Теряя опору в образованной, просвещенной части общества, власть пытается опереться на люмпенов. Все страшные режимы начинали с покупки этих голосов. Большевики хорошо понимали, что и зачем они делают, когда бросали лозунги: «Грабь награбленное!», «Мир –хижинам, война - дворцам!» «Пусть оскорбляют, пусть кидают в меня камни, но я лично Украину не предам! Ни под каким видом, даже если меня будут так жестоко оскорблять и унижать» (о ситуации на Украине в 2014 году)

«Сделать ничего нельзя. Заработала страшная машина. Впереди идет пропаганда, за ней идет корысть и алчность. За ними - властолюбие и холуйство»

«Когда люди занимаются пропагандой, они в очень невыгодном положении, в ужасно невыгодном. Они теряют всякое обаяние, они, во-первых, себе врут. Им хочется говорить, что, мол, да, я так думаю. Но когда придет другая власть и Крым уже будет не наш, он будет так думать, как выгодно. Поэтому человек-пропагандист выглядит всегда омерзительно» (о вхождении Крыма в состав России)

Фото: wikimedia commons, CC-BY-2.0, Ilya Schurov

«Идет охота на волков, на деятелей культуры. И чем крупнее фигура, тем выгодней унизить, подавить, уничтожить» (о преследовании деятелей культуры - Олега Сенцова и Кирилла Серебренникова)

«У меня отвращение к этому, извините. И к этим вот, кто радуется, и кто там шайбу гоняет» (о победе российских хоккеистов на Олимпиаде в Пхенчхане, позднее выяснилось, что фразу Ахеджаковой приписали недоброжелатели)

«Вот лежит там догнивает этот карлик. Пыль уже с него сыпется. Давно пора его оттуда вынести. Кроме коммунистов , никто не хочет его видеть в Мавзолее. Да и сам Мавзолей пора разрушить. А то, что хотят всякие мерзавцы, не имеет значения. Я вот тоже хочу свой мавзолей на Красной площади, да и люди меня любят больше, чем Ленина, но разве сегодня мне позволят его поставить?» (о мавзолее Ленина, фраза также оказалась фейком)

12/03/2014

Ряд деятелей культуры России подписали открытое письмо Владимиру Путину, в котором выразили поддержку позиции президента по Украине и Крыму. Но известная актриса Лия Ахеджакова заявила, что даже если ее будут жестоко оскорблять и унижать, она не перестанет поддерживать целостность и независимость Украины.


« В дни, когда решается судьба Крыма и наших соотечественников, деятели культуры России не могут быть равнодушными наблюдателями с холодным сердцем.

Наша общая история и общие корни, наша культура и ее духовные истоки, наши фундаментальные ценности и язык объединили нас навсегда. Мы хотим, чтобы общность наших народов и наших культур имела прочное будущее», - говорится в заявлении .

Среди подписавших обращение - Олег Табаков, Федор Бондарчук, Михаил Боярский и Сергей Безруков.

В свою очередь, актриса Лия Ахеджакова в интервью "Радио Свобода " выступила против позиции коллег и заявила, что порой боится обсуждать украинский кризис с друзьями, чтобы не поссориться и не "остаться врагами на всю жизнь".

"Люди очень яростно воспринимают и ту, и другую сторону. Нас Севастополь расколол. Мы, актеры, - для нас это как бы одно пространство - Украина и Россия, Крым. И я там провела столько спектаклей, и во Львове была, и отдыхала в Трускавце, и в Севастополе была. Я сейчас, конечно, не буду предаваться воспоминаниям, но я много была там и в перестройку, и до того, и потом. Я родилась в Украине, правда, до года, даже меньше, жила там. Но все равно Украина - это такая же моя Родина, как Россия! И для большинства актеров в той же степени и та дорога земля, и эта", - считает Ахеджакова.

На вопрос, не боится ли она ответственности за подпись под обращением ведущих российских кинематографистов против агрессии России, актриса ответила, что будет поддерживать Украину до конца.

"Пусть оскорбляют, пусть кидают в меня камни, но я лично Украину не предам! Ни под каким видом, даже если меня будут так жестоко оскорблять и унижать", - подчеркнула она.

Вместе с тем, Ахеджакова считает, что письма к правительству РФ малоэффективны.

"Мы в свое время писали Путину - и конечно, больше никогда писать не будем -- дайте возможность забрать детей-инвалидов, которых уже практически усыновили американцы. Подписали - я, Чулпан Хаматова, Женя Миронов, и другие люди, к которым я бы прислушалась. Нет, никто не слышит! И не дали. Уже были операции подготовлены, уплачены деньги, чтобы этим инвалидам-детишкам помочь, но никто нас не слышал. Никто! А у Думы со слухом вообще катастрофа! Они лишены слуха и еще кое-каких рецепторов", - отметила деятельница искусства.

Актриса также рассказала, что ее преследует чувство того, что Россия скатывается назад к СССР.

"Мне кажется, мы скатились уже к тому периоду Советского Союза, когда я была маленьким ребенком и ничего не понимала. Я только уже потом постфактум узнавала такие страшные вещи, которые творились. Мне кажется, мы ниже скатились, чем те времена, когда я была сознательным человеком и понимала, что в лагерях гниют лучшие люди, убиты поэты, писатели, артисты и режиссёры, и просто честные люди. Мы это узнавали и становились врагами режима, причем тайными. Ведь нельзя было ничего сказать. Надо было Солженицына прочитать под подушкой за одну ночь и передать товарищу. И сейчас наступили времена, когда надо помалкивать, когда опять на сценах театров появились тексты, камуфлирующие оппозиционные смыслы, снова метафоры и иносказания, встречающие и аплодисменты в зале, и демонстративный уход из зала трусов", - сказала Ахеджакова.

Недавно известная российская актриса Лия Ахеджакова дала интернет-ресурсу «Особая буква» откровенное видеоинтервью о политике в современной России, действиях правящего тандема Дмитрия Медведева и Владимира Путина, гражданском самосознании и будущем страны. За несколько дней после публикации острые высказывания Ахеджаковой так и не получили широкого распространения в СМИ, однако видео, выложенное в Сети, по популярности вполне конкурирует с роликами об освистанном в спорткомплексе «Олимпийский» Владимире Путине.

Начинается интервью Ахеджаковой с размышлений о том, что будет происходить с гражданским самосознанием в ближайшие 12 лет: «Наша элита... Элита-то вся в «Единую Россию» поперла. Например, шоу-бизнес. И потом, этот «Народный фронт»… С кем-то воевать они, видно, хотят. Фронт есть фронт. Видимо, они с нами будут воевать». Этому, по мнению актрисы, пока противостоят такие люди, как Юрий Шевчук, Артемий Троицкий, Андрей Макаревич, Дмитрий Быков и Михаил Ефремов. «Они колоссальное дело делают, надо сказать. Быков, видимо, в чем прав с этой позицией или поведением «наХ-наХ»? Этот очень жестокий и мощный юмор, который привнесли Быков и Ефремов, работает гораздо сильнее, чем любые «марши несогласных», - отмечает актриса.

Лия Меджидовна уже давно известна своей активной гражданской позицией. Во время разгона Верховного Совета РФ, 4 октября 1993 года, она выступила по российскому телевидению с эмоциональной речью: «Что же это за проклятая Конституция?! Ведь по этой Конституции сажали людей в тюрьмы. Друзья мои! Проснитесь! Не спите! Сегодня ночью решается судьба несчастной России, нашей несчастной Родины. Наша несчастная Родина в опасности! Не спите! Нам грозят страшные вещи. Опять придут коммунисты!». В 2000-х она не менее эмоционально выступала против суда над Михаилом Ходорковским и процесса по делу ЮКОСа. А перед выборами в Госдуму 2007 года напрямую сравнила «Единую Россию» и Компартию СССР по силе оказываемого на общество давления.

А через два дня после парламентских выборов в России, 8 декабря, Лия Ахеджакова дала интервью радио "Коммерсантъ FM". Она прокомментировала заявление Путина о том, что организаторы митингов хотят провести "цветную революцию".

–– Хочу сказать, что нечего на зеркало пенять, коли рожа крива, - сказала Ахеджакова. - Это я не в смысле, что не такое лицо у премьер-министра. У него хорошее лицо, замечательное, русское. Это - метафора.

–– Давайте мы лицо премьера оставим во избежание.

–– Я говорю про ситуацию в стране. Понимаете, столько лет мы плевали в сторону Америки и продолжаем плевать. И с удовольствием плюем. И нет-нет, да кто-нибудь из наших властителей вдруг так харкнет, как следует. Вот мне кажется, надо внимательнее присмотреться к Александру Лукашенко. Иначе мы тоже превратимся в это же самое. Вот надо посмотреть, чего нельзя. Вот это делать нельзя. Иначе от нас отвернутся. Иначе рожа будет не просто кривая, это будет уже настоящая рожа.

–– Вот вы говорите: ситуация в стране –– и смеетесь. Пока мы с вами общаемся, вы трижды рассмеялись. Вам смешно?

–– Нет, мне абсолютно не смешно. Но я посмеиваюсь, потому что какие-то метафоры вдруг становятся очень злобными. И правда, не допустить лукашенщину. Нельзя посадить оппозиционера на 10 лет. Травить, отравливать, бить, уничтожать какие-то регионы. Понимаете, нельзя плевать в сторону соседей и соседних стран. Особенно харкать в сторону Америки. Не плюй в колодец –– пригодится воды напиться.

–– Да бог с ней, с Америкой.

–– Нам бы самим разобраться! У нас произошло нечто. Пока наклевывалось уже такое. Но кто бы мог себе представить размах вот этого безобразия, которое у нас называется испокон веков "выборы", а на самом деле это нечто другое.

–– Очень широкое распространение получила дискуссия относительно субботнего митинга. Причем даже не только московского, а вообще по всей стране. В очень многих городах готовятся какие-то подобные акции. Скажите, пожалуйста, вы будете ли принимать участие?

–– Я не буду, потому что у меня спектакль. А я перед спектаклем должна себя беречь, иначе не будет спектакля. Но всей душой целиком разделяю. И чем больше будет людей, тем больше веры в будущее нашей родины-уродины. Чем больше людей придет, тем больше благодарности к ним. Я бы пошла. Но перед спектаклем я таких вещей не делаю. Даже если Людмилу Михайловну Алексееву можно бревном по голове ударить. Если можно так обращаться с людьми и держать их! Я хочу, чтоб это было в эфире.

–– Вы в прямом эфире.

–– Мне позвонила Лиза Глинка, доктор. И говорит: "Лия, что делать? Я вот сейчас в Таганской ментуре". Она говорит...

–– Она привозила, наверное, хлеб, молоко.

–– Она привозила людям еду, потому что им ни пить, ни есть, ни писать. И молодых людей держали по десять человек в крошечном застенке. Что вообще творилось. То, что она мне рассказала, что творилось нечто невиданное. Я открыла "Новую газету". И те, кто следил за выборами, в среду в "Новой газете", от них поступают такие свидетельства, в которые я верю. Абсолютно верю в это. Но еще три года назад я бы не могла себе такого представить. У нас правит вот какой-то дьявол по фамилии. Понимаете, это дьявольское. То, что делает Лукашенко. Но я никогда не думала, что это возможно в Москве. Я не предполагала, хотя я не очень-то оптимист. Но у нас творится то же самое, что в Минске. Мы наконец-то пришли к единодушию.

Сравнительно недавно вошёл в обиход новый мем «ахеджаки». Но он уже успел стать народным. Слово, как нетрудно догадаться, производное от фамилии советской актрисы театра и кино, заслуженной артистки РСФСР, народной артистки России Лии Ахеджаковой.

«Ахеджаки» - это автоматизация «извиняшек» от Лии Меджидовны из цикла «Простите нас кто-нибудь за что-нибудь».

«Прости нас, Немцов, что заранее сделали футболки и плакаты!», «Простите нас, люди добрые, ну не дал Бог ума», «Простите меня, изба и конь, не шмогла...», «Простите, здесь я могу продать свою долю Родины?», «Прости меня, Европа! Насильно в проклятый кинематограф советский загнали!», «Кличко поражает меня своей гениальностью! Гений!», «Прости меня, Доренька, Бурю грешную!», «Прости меня, Мыкола! И кастрюля борща, ты тоже меня прости!», «Савченко сидит в самой лучшей стране мира! И остальные укропы ей завидуют!», « Простите меня, это я всех ежей съела», «Простите нас, если мы с Андрюшей где-нибудь, когда-нибудь, что-нибудь ахеджакнули или кукарекнули», «Прости нас, Гончаренко, что теперь все думают, что ты - агент КГБ!», «Простите, не подскажете, как пройти в библиотеку?», «Простите, а закурить не найдется?», «Простите, извините, что обращаюсь, но не могли бы вы меня простить?», «Прости нас, Надя, что пришлось отведать бульона с пампушками!», «Простите нас, грибы, за наши видения!», «Простите нас, штаны Мосийчука!», «Простите меня, коровки! Плачу, но жру», «Прости нас, НАТО, за приближение к твоим границам!», «Прости нас, гривна!»

Всего народное творчество явило миру около 900 «ахеджаков», коллекция которых ежедневно пополняется на сайте «Ахеджакнуло.ру»

Вот она, слава! Казалось бы, зачем состоявшейся, популярной актрисе в свои 76 лет становиться шутом, спекулируя сомнительными заявлениями?

Слова «Ахеджакова» и «простите» стали синонимами после заявления Лии Меджидовны о том, что трагедия малайзийского «Боинга» в июле 2014 года целиком и полностью на совести русских, и поэтому актрисе стыдно являться представителем русской нации. Тогда Ахеджакова перед всем миром покаялась за Россию, в частности, зачитав произведение «Реквием по МН-17» авторства Андрея Орлова. Цитируем первый и последний куплеты «покаяния»:

«Я сейчас на первых полосах
Мировых газет, жесток и страшен,
Я и сам себе внушаю страх
Тем, что я частица слова RUSSIAN.
И пока политиков умы
Не готовы для перезагрузки,
Я за них признаюсь: сбили мы.
Я – виновен, потому, что – русский!»

Ну, кто сбил «Боинг» сейчас, наверное, понятно даже самой Ахеджаковой. А что касается публичных извинений от имени русского народа… Безусловно, понятие «русский» - растяжимое. Русские по крови, русские по духу, россияне, в конце концов… Что там у нас по Лии Меджидовне? Родилась в Днепропетровске, выросла в Майкопе (Адыгея). Утверждает, что происходит из адыгского княжеского рода Ахеджаковых . Но Википедия говорит, что, скорее всего, это семейная легенда, так как в Российской империи не было зарегистрировано такой княжеской фамилии, а отчим, удочеривший Лию в четырёхлетнем возрасте (!), в своих документах указывал, что он из крестьянской семьи. Поди разберись! Вполне возможно, что Ахеджакова – украинка (её мать звали Юлия Александровна), к тому же, в 1938 году украинцы, с лёгкой руки Лазаря Моисеевича Кагановича, уже были…

Ахеджакова сыграла множество разноплановых ролей не только на сцене и в кино, но и в общественно-политической жизни России. Она неоднократно выражала своё несогласие с властью, в частности, выступала против суда над Михаилом Ходорковским и процесса по делу «ЮКОСа» . На выборах традиционно голосовала за «Союз правых сил» , критикуя деятельность президента Путина , выступала на разного рода «болотных митингах».

Но «политическую славу» ей принесла именно украинская тема, в которой «Боинг» стал венцом «патриотической эволюции» 76-летней актрисы.

Как всё было. Звезда Советского Союза сильно прониклась событиями на киевском Майдане. В декабре 2013 г. она рассказала журналистам ТСН, что очень переживает и восхищается смелостью украинцев: «Я всей душой болею за Майдан! Мы так завидуем, так благодарны вам!», - отметила она.

А разгон «онижедетей» и вовсе тронул актрису до глубины души. Со слезами на глазах Ахеджакова подчеркнула, что России есть чему поучиться у Украины. «Что нам делать с этим наследием советской власти? Я не знаю! Но очень горжусь украинцами! У нас в России это невозможно. У нас уровень человеческой храбрости и сознательности ниже. Наш народ можно оскорблять бесконечно. Пусть учится Россия у Украины!» - чуть не расплакалась актриса.

Далее Лия Ахеджакова настойчиво твердила, что «Крым украинский», выступала против поддержки Донбасса, подписала письмо «Союза кинематографистов РФ», осуждающее российскую военную интервенцию на Украину, обращение в защиту музыканта Андрея Макаревича , выступившего с критикой политики российских властей на Украине.

В декабре 2014 г. Ахеджакова заявила, что «процент думающих в России ничтожно мал по сравнению с патриотическим большинством», поэтому «страну ждут беды». И пожаловалась, что из-за её гражданской позиции в отношении Украины с ней перестали общаться родственники. Которые, судя по всему, относятся к «ничтожно малому проценту думающих».

Вместе с Эльдаром Рязановым, Андреем Кончаловским, Борисом Гребенщиковым, Андреем Макаревичем и другими представителями российского «культурного бомонда» Лия Меджидовна всячески клеймила «армии Пореченковых и Кобзонов», которые, по её разумению, также относятся к вышеупомянутому «ничтожному проценту».

Но гешефт старушка всё-таки поимела. Президент Российской академии кинематографических искусств Андрей Кончаловский огласил имена лауреатов почётных премий «Ника». Они будут вручены актрисе Лие Ахеджаковой в номинации «Честь и достоинство», бывшему директору «Музея кино» Науму Клейману - «За вклад в науку кино» и сценаристу Юрию Клепикову - «За вклад в киноискусство». Церемония вручения «Ники» стоится 31 марта в Москве. Отметим, что среди номинантов отсутствует картина Никиты Михалкова «Солнечный удар», получившая в этом году премию Союза кинематографистов России «Золотой орёл» в категории «Лучший фильм года». Просто Михалков оказался не той политической ориентации…

Когда-то давно актёр Валентин Гафт посвятил Лие Ахеджаковой одну из своих знаменитых эпиграмм: «Всегда играет одинаково актриса Лия Ахеджакова». Безусловно, вся жизнь – игра, и люди в ней – актёры. Долгие годы либеральная позиция актрисы оставалась практически незамеченной, пока болотная тина окончательно не проглотила «культурную оппозиционерку». Ахеджакова показала всему миру, как в один момент можно стать объектом неуважения и насмешек - таким себе прототипом украинского боксёра Кличко, положившего на политическую плаху свой статус спортивного кумира.

Простите, Лия Меджидовна, но вас абсолютно не жаль! И потом, искренне попросить прощения у народа России никогда не поздно. Мы как бы намекаем: начните каяться по сбитому «Боингу», только с учётом доказательств, что его сбила украинская армия! Может, вас простят…